Когда боги спят - Страница 57

К оглавлению

— На что? Или на кого?

— На жизнь.

— Да нет, тут другое дело, — он принес бутылку. — Хотите коньяка?

— С такой заботы хоть в запой, — отозвался Шумов. — Наливайте.

Несколько минут все молчали, глотали коньяк, переглядывались, затем Марусь отчего-то погрустнел.

— Это кто у тебя на рисунке? Мать? — спросил он, указывая на фоторобот старухи.

— Нет… Мама умерла молодой. Это было лишь отвлечение от темы.

— Нет, я тебя понимаю, Анатолий Алексеевич, — продолжил он. — Ты все правильно говоришь. Возвращаться нельзя… Но по-комсомольски надо. У тебя есть моральное право, ты вытащил область из перестройки, прошел все реформы без значительных потерь.

— Эх, Мамалыга, не в том дело, — Зубатый разлил остатки коньяка. — На сороковой день после смерти Саши ко мне подошла старуха… Вот эта самая! И пригрозила: Господь и дочку отнимет.

— Какая старуха? — осторожно спросил Марусь, переглядываясь с товарищами.

— Да вон на стенке висит! На улице подошла, блаженная, кликуша…

— Фу, напугали! — дубовый стул под Шумовым заскрипел. — Я уж подумал… Мороз по коже…

— И у меня мороз, — серьезно сказал Зубатый. — Вот уж скоро две недели, а я места не найду. Старец ко мне приходил, юродивый, я не принял, не послушал его. А он оказался моим прадедом. Мне его нужно найти. По некоторым сведениям он находится в клинике бессмертия. Кто-нибудь слышал о такой?

Заместители как-то враз и тревожно затихли: Марусь вертел рюмку, потупив глаза, Шумов скоблил скатерть, а Костылев, сложив на грудь три подбородка, сцепил руки на животе и неотрывно смотрел на фоторобот.

Зубатый спохватился, что рассказывать все это «трем толстякам» бесполезно, не поймут, и если поймут — не поверят из-за слишком техничного, «промышленного» сознания, лишенного всякого мистицизма.

— Ладно, мужики, это мои проблемы, — сказал он. — Я сам с ними разберусь. Дело в том, что слова старухи… В общем, Маша спит уже несколько дней. И мне сейчас ничего в голову не идет. Вы уж как-нибудь сами там…

— Попробуем сами, — отчего-то хохотнул Марусь и встал. — Тебе бы отдохнуть, Анатолий Алексеевич.

— Да, я уже давно не спал, голова разламывается…

— Извини, что вторглись…

— Предупреди, чтобы не беспокоили, — попросил Зубатый. — Хотя бы дня три…

Троица с ходу направилась в двери, извиняясь и кивая — через несколько секунд тяжелая поступь сотрясла лестничные марши…

* * *

Он выгулял собак во дворе, заперся, отключил телефон, в самом деле намереваясь хотя бы выспаться, но едва лег, как в голове зашуршало — Маша, Маша, Маша… Повертевшись с боку на бок, он все-таки позвонил в Финляндию и наконец-то там сняли трубку. Ответила женщина, наверное, домработница, не знающая по-русски ни слова, английский примерно на его уровне — говорили, как слепой с глухим, и в результате уже через минуту после разговора Зубатый усомнился даже в том, что вроде бы и понял — Маша находится в госпитале, идет на поправку, а муж дежурит у постели.

Немного пометавшись, он убедил себя, вернее, переступил через собственное самолюбие, позвонил жене и услышал ее голос — нормально произнесенное «але» и в следующий миг со слезами и тоном заклинания:

— Толя, милый, я дурной сон видела. Возвращайся домой! Я тебя жду, жду, от окна к окну. Толенька, приходи!

— Я нахожусь дома, — отрезал он. — Ты возвращайся.

В тот же миг она сорвалась на крик, и в трубке вдруг послышался совершенно трезвый, хорошо поставленный и жесткий голос бесприданницы — подслушивала с параллельного телефона.

— Не смейте обижать Екатерину Викторовну! Эй вы, слышите меня! Я не позволю обижать эту святую женщину.

Зубатый положил трубку, ощущая, как жгучая кровь заливает лицо. Он пошел в ванную, умылся и, не вытираясь, встал перед открытой форточкой. В сердцах он забыл выключить телефон, и в квартире опять разлились трели.

— Ты почему бросаешь трубку? — на сей раз голос жены был тихим и вкрадчивым. — Я хотела поговорить с тобой. Мы так давно не разговаривали, и вообще, я редко вижу тебя.

— Приезжай домой, поговорим.

— Наш дом здесь, Толя.

— Скажи мне, что с Машей?

— Она проснулась, но все еще находится в госпитале. Толя, ну ты можешь приехать сейчас?

— Ей можно позвонить в госпиталь? Есть сотовый?

— Арвий ей привез, — она продиктовала номер. — Приезжай хоть на часок, милый. Ты должен привыкнуть к Лизе, она теперь будет жить с нами. Всегда. Она прекрасный человек, поверь мне, а какая актриса!

Он был уверен, что бесприданница сейчас подслушивает их.

— Да, возможно, и так. Ей просто не везет в жизни.

— И я об этом говорю! — подхватила Катя. — Поэтому мы должны помочь ей, во имя памяти о Саше. У нас будет внук, Толя! Я его чувствую.

— Все бы ничего. Только нам придется забрать из дома ребенка еще одного внука.

— Какого внука?..

— Лиза сдала первого ребенка, дочку, на воспитание государства.

— Толя, что ты говоришь? — после паузы ужаснулась Катя. — Как ты смеешь распространять эти сплетни?

— А второй ее гражданский муж недавно получил пять лет строгого режима за ограбление. Лиза продала его квартиру в Туле и приехала к нам.

— Зубатый, как я тебя ненавижу, — простонала она. — Все, я ухожу от тебя! Ты слышишь?

— Слышу, ты давно ушла от меня.

— Да, ушла! Мы больше не муж и жена.

— Как ты станешь жить?

— Я снова пойду работать! Мы без тебя не умрем с голоду!

— Ты хорошо подумала? Ущипни себя, может, опомнишься. И давай решать это не по телефону.